Когда он снялся в роли Никиты Оленева в фильме «Виват, гардемарины!», к нему приклеился ярлык героя-любовника, вслед за которым потянулся длинный шлейф слухов о его многочисленных романах на съемочной площадке. Когда он написал книгу «И возьми настройщика деревьев», его стали считать легкомысленным и непостоянным. Ну а когда его занесло в эротический сериал «Дневники красной туфельки», «диагноз» стал понятен: Михаил Мамаев – бабник!

    - Миша, признайся, наверное, с детства дергал девочек за косички и писал им любовные записочки?

    - В детстве у меня были другие увлечения, я готовил себя к подвигам! Я мечтал стать разведчиком. Помню, был момент, когда я занимался сразу в пяти секциях: каратэ, картинга, легкой атлетики, горных лыж и плавания. Но потом мои родители решили, что для будущего мужчины интеллект важнее и отдали меня в спецшколу английского языка.

    - Что для разведчика тоже немаловажно, как впрочем, и то, что потом ты поступил в МГИМО – прямая дорога за рубеж. Шпионь, сколько хочешь!

    - Ну, да. Вот только отказался я от распределения за границу и остался в Союзе – полетел на Север. В это время я уже заболел театром и мечтал только о сцене. Стал ездить по стране, выступать со своими стихами и однажды… Однажды я шел по улице Горького и встретил ее…

    - Ну, вот, слава Богу, появилась таинственная незнакомка, а то мы уже стали подумывать, что миф о твоей любвеобильности всего лишь выдумки поклонниц.

    - Она была ассистенткой режиссера в антрепризном спектакле «Калигула», где я и получил одну их главных ролей. Спектакль пользовался сумасшедшим успехом. На этом творческом подъеме я даже поступил в «Щуку». Мне все давалось легко: девушки, деньги… Последние быстро тратились на первых и снова запросто зарабатывались – сплошной карнавал любви, вина, веселья. Однажды мы отмечали десятый спектакль «Калигула» в ресторане дома актеров – это было еще до пожара. Как всегда изрядно выпили. Я танцевал на столе…

    - Не иначе, как эротический танец?

    - Ну, что-то вроде. Ко мне подошла Светлана Дружинина… А через пару дней мне предложили роль в «Гардемаринах…».

    - Здесь попахивает служебным романом?..

    - Мне повезло, что я познакомился с этой женщиной. Она меня буквально за руку привела в кино и сразу заявила: «Либо съемки, либо твоя учеба». Пришлось бросить Щукинское училище. Я уважаю эту женщину, поэтому мы и работаем много лет вместе. Служебный роман здесь ни при чем. В то время я сильно увлекся своей партнершей Кристиной Орбакайте. Мое сердце было разбито вдрызг. С одной стороны, я боялся к ней подойти, она для меня была недосягаемой звездой, а с другой стороны я чувствовал и ее симпатию ко мне. Подобные отношения неизбежны, если ты «играешь любовь». Чтобы глаза светились страстью, нужно испытывать нечто подобное. Тогда я еще не был профессиональным актером, поэтому сюжет пропускал через себя, не играл, а проживал своего героя. Вообще, мне многому пришлось учиться – фехтовать, скакать на лошади… Помню, как меня обучали верховой езде: посадили на лошадь, показали, на что нажимать, за что дергать, ну и… сбросила меня лошадка сразу. Потом мне объяснили, что с лошадью надо, как с женщиной – давить на нее своей волей. Я подошел к лошади, уперся лбом в ее огромную морду и говорю: «Ты поняла, кто здесь хозяин?». И сразу обучение пошло нормально. Но, все-таки, о лошадях у меня не самые приятные воспоминания: во время съемок фильма «Гардемарины 3» моя лошадь наступила на человека. Снимали сцену, где я веду эскадрон в атаку. Вокруг взрывы, дым. Что-то там, у пиротехников не сработало, и взрывпакет рванул прямо под копытами моей лошади, она испугалась, дернулась в сторону, сбила актера из массовки и прошлась по нему. Зрелище отвратительное, навсегда запомнил.

    - Миша, с женщинами ты поступаешь так же, как с лошадьми: давишь собственной волей?

    - Не всегда. Женщина – это тонкий механизм. Иногда достаточно одной улыбки – и она твоя, а иногда рассыпаешься перед ней в любезности, одариваешь цветами и подарками, а она непреступная, как Брестская крепость.

    - Какие женщины тебе нравятся?

    - И блондинки, и брюнетки, и полные, и худые – всякие. Если делить женщин на какие-то категории, то невольно уподобляешься покупателю, выбирающему животное, или товар по каким-то потребительским признакам. В женщине главное живой огонь в глазах, родственная душа. Когда понимает она тебя с полуслова-полувзгляда. Когда она в любовь, как в омут с головой, не думая о последствиях. Даже, если эта любовь продлится недолго. Женщины все прекрасны!

    - Тебе приходилось бросать все ради женщины и мчаться за ней на край света, сломя голову?

    - Однажды я бросил свою коммерческую фирму, сел в автомобиль и уехал в Турцию к своей любимой девушке, она работала в Стамбуле в модельном агентстве. Остался там надолго. Сразу подвернулась работа, меня приглашали сниматься в рекламе, в музыкальных клипах. Потом благодать закончилась, и я был вынужден работать барменом.

    - Может быть, стоило вернуться в Россию?

    - И бросить любимую? Обычно происходит так, что меня оставляют женщины, а не я их. Наверное, мне не хватает решительности сделать первый шаг к разрыву. Это удел мужчины – сносить удары любви.

    - И твоя подруга не стала медлить с нанесением такого удара?

    - В это время со мной произошел красивый, как фейерверк роман с одной богатой турчанкой, она частенько заглядывала ко мне в бар, и однажды мы уехали вместе… Это был потрясающий эпизод в моей жизни, я совершенно потерял голову. В результате, и любимую потерял, и с красавицей-турчанкой расстался. Вот тогда-то я и вернулся в Москву и все, кипевшие во мне переживания, выплеснул в книгу.

    - Как ты оказался в «Дневниках красной туфельки»?

    - В Москве проходил кастинг, меня отобрали…

    - Скромник ты наш, наверное, опять танцевал на столе?

    - Да, нет. Я читал сценарий, увлекся и несколько фривольно погладил переводчицу, за что и был наказан… утверждением на роль.

    - Каковы твои впечатления от съемок в американской эротике?

    - Съемки в американском кино, неважно, эротика это, или другой жанр совершенно не сравнимы с отечественными. Там нет никаких технических, организационных проблем, я имел возможность думать только о творчестве. Если в кадре ко мне на руку должен был сесть голубь с записочкой, то он садился именно на руку. У нас бы на такую сцену ушло несколько дней, а у американцев даже птички работают четко.

    - Во время эротических сцен не возникало желание посмотреть в зеркало: «Как я смотрюсь, красиво ли двигаюсь, а выражение лица соблазнительное?»

    - (засмеялся) Это чисто женский вопрос. За всеми этими моментами следит режиссер, оператор, осветитель и множество других профессионалов, а моя задача – быть убедительным в любви, в ласках, в нежности. Хотя, конечно, самолюбование – чисто актерская черта.

    - Интересно, что испытывает мужчина, который занимается любовью на виду у всей съемочной группы?

    - Когда прикасаешься к телу женщины, когда видишь ее глаза, чувствуешь ее дыхание возле своего виска, обычно забываешь о том, что рядом еще кто-то есть.

    - Похоже, и здесь без романа не обошлось.

    - Это был головокружительный роман с моей партнершей, не хочу называть ее имя, чтобы не компрометировать, но скажу только, что, два съемочных месяца превратились в настоящий праздник любви. Я уже не понимал, где кино, а где реальность. К сожалению, и этот роман был обречен.

    - Как ты переносишь «крушение любви»?

    - Очень болезненно. Я сильно привязываюсь к любимому человеку. Но, как правило, из депрессии меня вытаскивает новое чувство.

    - Ты не чувствуешь себя бабником?

    - Пожалуй, и Пушкина можно назвать бабником. Но если состояние влюбленности помогает в творчестве, то разве это порок?